Георгий МИРСКИЙ: Когда видишь и слышишь донбасских предводителей – невольно содрогаешься
Пришел ко мне один зарубежный коллега, по дороге в Москву заглянувший в Киев, и сказал: “На улицах все говорят по-украински”.
Я с трудом могу представить себе такой Киев. Я бывал там, как и в Украине вообще, несчетное количество раз. И только однажды – однажды, за все годы! – слышал украинскую мову: в трамвай ввалился пьяный старик с гармошкой и, заглушая всех, начал петь: “Виють витры, виють буйни, аж дерева гнуться”, какая-то женщина на него прикрикнула, а он на нее: “Мовчи, стара видьма!” и продолжал петь.
Среди моих близких знакомых было немало молодых киевлянок, и все они поражали меня тем, что каждая – без единого исключения – безупречно говорила по-русски, без малейшего акцента. Услышать от них хотя бы просто фрикативное ” г” было немыслимо. Говорить с акцентом или местной интонацией, как они мне объясняли, означало, что будешь выглядеть деревенщиной.
Мужчины меньше обращали внимание на произношение, но все равно говорили по-русски ничуть не хуже, чем москвичи.
Это оставалось и после того, как Украина стала независимой.
Уже в 90-х годах, побывав в Киеве, пошел, как и прежде, на футбол (издавна болел, помимо ЦСКА, за киевское и тбилисское “Динамо”), и за все время, пока сидел на стадионе, слышал только русскую речь. Тогда же мне рассказали, что в стране впервые был устроен “конкурс красуль”. Как и положено на всех конкурсах красоты в мире, вначале были внешние эффекты – бикини и т.д., и тут украинские красули никому не уступят, даже москвичкам и варшавянкам. А вот когда наступила “разговорная часть” (отвечать на вопросы и хоть чуть-чуть рассуждать), естественно, на государственном языке – произошел конфуз. Рассказывали, что организатор конкурса чуть ли не со слезами на глазах оправдывался: “Да что я мог поделать, ведь эти … по-украински двух слов связать не могут”
При этом отношение к русским всегда было совершенно нормальным. Видно, что ты из России – ну и что? И во Львове, где я провел три месяца на сборах офицеров запаса, и в Донецке, и в Одессе – везде не было ни малейших проблем. Помню, в Могилеве – Подольском после моей публичной лекции о международном положении начальство устроило ужин, пикник в дубовой роще на берегу Днестра, и с каким удовольствием все, от секретаря горкома до девушек-официанток, хором пели “Повий, витре, на Вкраину”, “Мисяць на неби, зироньки сяють”, “Ой не свиты, мисяченьку”, “Ой, дивчыно, шумыть гай”. И я подпевал с радостью, ощущая себя совершенно своим. Кстати, мне кажется (возможно, ошибаюсь, исхожу только из своего опыта), что навыки хорового пения сохранились только у украинцев, грузин и немцев.
Однажды лишь испытал странное чувство: оказавшись в Киеве в первый раз, стою у памятника Богдану Хмельницкому, и рядом со мной какой-то старик (поняв , видимо, откуда я) громко, демонстративно произносит: “Ой Богдане, Богдане, пьяный наш гетьмане, защо продав Украину москалям поганым?” Это слова Тараса Шевченко, я этого, конечно, не знал, в московской школе учили только “Як умру, то поховайте…”, и с изумлением взглянул на старика. Больше не припомню ничего.
И вот теперь Киев заговорил на украинском. Я понял, в чем дело: только сейчас Украина отделилась от России. В 1991 году украинцы отделились не от России, а от М о с к в ы. Сбросили советскую власть, надоевшую хуже горькой редьки, и русским не меньше, чем всем остальным. Москва была ее символом для украинцев, как когда-то Петербург для малороссов был символом империи. От России, от русского народа никто, кроме поклонников Бандеры, не уходил. А вот ушли только теперь. Надолго.
Мы приобрели Крым, но потеряли Украину. Что важнее?
Смех одолевает, когда слышишь в наших “болван шоу” выкрики приглашенных деятелей ” народных республик” о том, что к этим территориям вскоре с радостью, наконец прозрев, присоединится вся остальная Украина, пока еще “оккупированная фашистской хунтой”. Я уж не говорю о том, что все эти люди вообще не понимают значения термина ” фашизм” и не знают, как переводится с испанского слово “хунта”. Но они отрицают само понятие “Украина”, сладострастно восклицая, что такой страны вообще нет. Я понимаю теперь, почему в Украине, говорят, запретили смотреть российские федеральные каналы: да будь я украинцем и послушав тех своих земляков, которых притащили к экрану Соловьев или Бабаян, что бы я почувствовал?
Я не испытываю никаких теплых чувств к нынешней киевской власти, как и к сменяющим один другого, грызущимся друг с другом главарям в Донецке и Луганске. “Чума на оба ваши дома”. Но когда видишь и слышишь донбасских предводителей, вспоминаешь таких персонажей, как Макашев и Баркашев. И невольно содрогаешься.
А Украину жаль.
Георгий Мирский, ЭХО Москвы